Приближение знаковой даты, намеченной на 10 августа 1960 года, ждали все граждане Советского Союза без исключения. Одни с опаской, другие спокойно, кто-то и вовсе нетерпеливо потирал руки в ожидании намеченных на этот день планов. За несколько недель до указанной даты голос диктора из репродукторов по всей стране оповестил граждан об учреждении Указом Верховного Совета Дня открытых убийств: «В этот день всем гражданам Советского Союза, достигшим 16-летнего возраста, предоставляется право свободного умерщвления любых других граждан, за исключением лиц, упомянутых в пункте первом примечаний к настоящему Указу. Действие Указа вступает в силу 10 августа 1960 года в 6 часов 00 минут по московскому времени и прекращается в 24 часа 00 минут. Примечания. Пункт первый. Запрещается убийство: а) детей до 16 лет, б) одетых в форму военнослужащих и работников милиции и в) работников транспорта при исполнении служебных обязанностей. Пункт второй. Убийство, совершённое до или после указанного срока, равно как и убийство, совершённое с целью грабежа или являющееся результатом насилия над женщиной, будет рассматриваться как уголовное преступление и караться в соответствии с существующими законами».

Развитие дальнейших событий отображено в антиутопической повести Юлия Даниэля «Говорит Москва», вышедшей в 1958 году. Советскому читателю она была доступна лишь в самиздатовских перепечатках, автор там значился под псевдонимом Николай Аржак. Под этим же псевдонимом выходили и другие произведения Юлия Даниэля за рубежом, пока он не был рассекречен и арестован в 1965 году вместе со своим другом Андреем Синявским. Последовавший судебный процесс, известный как дело Синявского-Даниэля и освещавшийся как на Западе, так и в Союзе, стал событием историческим. Считается, что именно этот процесс положил начало дальнейшему противостоянию общества и власти, известному как «диссидентское движение».

Широкий общественный резонанс и многочисленные протесты против осуждения за «антисоветскую деятельность и пропаганду», конечно же, сделали писателей героями. Но «популярность» эта привела и к тому, что их имена все чаще вспоминают только в связи с этим процессом, а не с их творчеством. А ведь как признавался один из героев повестей Даниэля, «я всё-таки надеюсь, что у меня будут читатели – не сейчас, конечно, а через много-много лет, когда меня уже в живых не будет. В общем – “когда-нибудь монах трудолюбивый прочтет мой труд усердный, безымянный…” И думать об этом приятно». Герои Даниэля, как правило, были автобиографичные: «Мне тридцать пять лет. Я работаю в этом дурацком промышленном издательстве. Так же, как и раньше, я люблю стихи, люблю выпить, люблю баб. И они меня, в общем, любят. Я в свое время был на войне. Убивал. Меня самого чуть не убили. Когда женщины вдруг притрагиваются к шраму на моем бедре, они отдергивают руку и вскрикивают шёпотом: “Ой, что это у тебя?” “Это ранение, – говорю я, – рубец от разрывной”».

Юлий Даниэль родился в Москве 15 ноября 1925 года в семье еврейского прозаика и драматурга Марка Менделевича Меировича, писавшего на идише. Многие из его пьес входили в постоянный репертуар советских еврейских театров, а песня, сочиненная к одной из них, так и вовсе приобрела всесоюзную популярность. Это песня «Орлёнок», измененный вариант которой написан поэтом Яковом Шведовым. Но первый вариант текста принадлежал Мееровичу и был написан на идише к его пьесе «Зямка Копач», повествующей о 15-летнем красноармейце, который попал со своими однополчанами в тюрьму после пленения белополяками. В тюрьме Зямка и сочиняет песню, часть перевода которой звучала так:

Орленок, орленок – могучая птица,
Лети ты в далекий мой край,
Там мама-старушка по сыну томится,
Родимой привет передай!

Заново песня была переписана в 1936 году при постановке пьесы Марка Менделевича на сцене Театра Моссовета. Тогда переведенная на русский язык песня стала называться «Хлопчик», и имя автора исходного текста песни не упоминалось. Все свои произведения Марк Менделевич подписывал псевдонимом «Марк Даниель». Неизвестно, при каких обстоятельствах, но псевдоним отца стал фамилией сына, с которой он уже значился в школьном журнале среди первоклассников. Ну а имя Юлиус мальчик получил в честь друга юности отца – Юлиса Шимелевича, руководителя подпольной комсомольской организации в Вильно во время Гражданской войны. Этому другу Марк Даниэль также посвятил одну из своих повестей.

Вслед за отцом Юлиус с детства проявлял интерес к литературе, много читал, посещал литературные кружки и даже пытался переводить Гейне. С началом войны семья была эвакуирована под Саратов, откуда в начале 1943 года Юлиуса призвали в армию. Первоначально юношу направили на командирские курсы в училище, но вскоре отчислили, и он оказался на фронте. Позже он напишет: «Я думаю, что за всю свою службу я все-таки совершил поступки, достойные похвалы: заставил выгнать себя из Саратовского училища и отказался учиться в Могилевском. У меня хватило ума и совести понять, что я не имею права командовать взводом, что это было бы подлостью – распоряжаться жизнью и смертью 40 человек, не умея читать карту, собрать пулемет, решить примитивную тактическую задачу… Там, на фронте, моим бойцам мало помогло бы, что я мог пробежать километр в противогазе или четко выполнить команду “Ряды вздвой!”. Я стал солдатом и, как сотни тысяч других, старался опровергать дешевый афоризм кадровых вояк: “Плох тот солдат, который не хочет стать генералом”». Воспоминаниями о войне он особо не делился, и лишь через отрывистые фразы героев его прозы становится понятно, что воевал он на Украине, в Бессарабии и Румынии, в Литве и Восточной Пруссии. В августе 1944-го он был ранен и после госпиталя демобилизован.

В 1946 году он поступил на филологический факультет Харьковского университета, позже перевелся в Москву на заочное отделение филфака пединститута. Перед тем как устроиться преподавателем в московскую школу, вместе с женой с 1951 по 1955 годы они работали в школах Калужской области. Ну, а по возвращении в столицу Даниэль начал совмещать преподавание с литературным творчеством: переводил стихи с языков народов СССР. Через год, уйдя из школы, он стал профессиональным литератором: начал работу над исторической повестью «Бегство». В 1965-м она была выпущена «Детгизом», но тут же последовавший арест привел к тому, что весь тираж был уничтожен.

Что касается их дружбы с Синявским, то о степени взаимоуважения и доверия друг другу говорит тот факт, что Синявский, уже печатавшийся под псевдонимом, открыто рассказал все Даниэлю, а тот никогда не жалел о том, что пошел по стопам друга. В период с 1957 по 1961 годы в самиздате и за рубежом под псевдонимом Николай Аржак поочередно опубликованы его рассказы «Руки» и «Человек из МИНАПа, повести «Говорит Москва» и «Искупление». В 1963 году в США вышел его первый сборник. Его арестовали в сентябре 1965 года во Внуковском аэропорту сразу после его прилета из Новосибирска, где он пытался наладить отношения с женой, но был вызван по предписанию КГБ, уже арестовавшего Синявского.

Версий о том, как удалось выйти на след писателей, существует много. Среди них «помощь» агентов ЦРУ своим советским коллегам и размен сведений о личности авторов на чертежи подлодки. Достоверно известно лишь, что утечка информации произошла именно с западной стороны: основным вещдоком следствия была фотокопия машинописного экземпляра повести «Искупление», в которой Юлий Даниэль опознал правку, внесенную им в один-единственный экземпляр – тот, который был передан им за границу.

Следующие пять лет после процесса Даниэль провел в лагерях Мордовии и во Владимирской тюрьме. Он начал писать стихи, и некоторые из них позже легли в основу «авторских» песен. Многие ждали, что после освобождения он примкнет к диссидентскому движению, станет активным общественным деятелем, но Юлий Даниэль вежливо отклонял все поступавшие предложения. Более того, ни прозы, ни стихов он больше не писал, занимаясь лишь переводами под псевдонимом Ю. Петров, навязанным ему госбезопасностью в качестве условия публикации его работ.

Юлий Маркович Даниэль скончался 30 декабря 1988 года. Месяцем ранее впервые в стране на страницах журнала «Юность» была опубликована его повесть «Искупление». Впрочем, мало кто уверен, что сам Даниэль знал об этом: тяжелейший инсульт лишил его речи и движения, сделав последние месяцы его жизни мучительным временем ожидания смерти.