Предков Леона в конце XIV века изгнали из Франции. Сам он родился в Венеции в 1571 году. Мальчика назвали Йегуда-Арье, а по-французски Леон. Оба имени означают «лев».

Образование он получил прекрасное: до тонкостей знал иудаизм, научился писать стихи, петь, ораторствовать и даже танцевать. В двенадцать лет перевёл на иврит отрывок рыцарской поэмы, написанной знаменитым Ариосто. В тринадцать сочинил стихотворение, которое можно было одновременно прочесть на иврите ипо-итальянски. Тогда же, как ни смешно, написал трактат, направленный против азартных игр, который перевели на многие языки. Почему смешно? Об этом вы скоро узнаете.

Пока Леон рос, семья постепенно беднела. Мальчик решил стать раввином и зарабатывать деньги «респонсами» — советами по религиозным вопросам. Однако Леону, несмотря на все его знания и таланты, пришлось ждать почти до сорока лет, прежде чем он получил должность в синагоге.

Ему нужно было как-то жить, и чем он только не занимался — сменил двадцать шесть профессий. Учил детей, составлял контракты, пел в синагоге, служил секретарём и переписчиком, торговал, цветистым слогом писал письма по заказу, продавал суеверным людям амулеты и держал, как сегодня бы сказали, брачное агентство. А ещё Леон стал выдающимся проповедником. Множество людей собиралось послушать речи, которые он произносил по-итальянски, приходили даже венецианские священники и аристократы. Леон превратился в уважаемого человека и свёл знакомство со знатью.

В дни знаменитого Карнавала, да и не только, в Венеции принято было носить маски. А ворота гетто вечером запирались. Так и видишь, как Леон, завернувшись в плащ и надев маску, тайком выскальзывает из гетто и пробирается в игорный дом…

Леону не везло не только в игре — его семейная жизнь была очень трудной. Одна его дочь умерла, другая рано овдовела и зависела от отцовской поддержки. Старший и самый любимый сын Леона, Мордехай, вслед за отцом увлёкся алхимией и хотел научиться превращать дешёвые металлы в золото и серебро. Вместе с одним христианским священником он оборудовал алхимическую лабораторию, где сумел получить из свинца десять унций серебра. Рабби Леон пишет, что самолично продал это серебро.

Увлечение алхимией дорого обошлось Мордехаю. Однажды на праздник Суккот изо рта его хлынула кровь. Врачи сказали, что юноша отравился солями и испарениями кислот во время алхимических опытов. Через два года Мордехай умер. Леон да Модена долго оплакивал потерю сына, «яблока глаза моего и корня сердца моего», — как он его называл.

Средний сын, Зевулон, связался с еврейскими бандитами — в гетто были и такие. Как-то раз они повздорили, и вечером, когда Леон с сыном возвращались домой, подозвали Зевулона и ударили его ножом. Так Леон похоронил второго сына.

Третий, Исаак, тоже не стал утешением для отца. Он вёл беспорядочную жизнь, двенадцать лет скитался по Леванту (так называли территорию современной Турции, Египта, Ливана, Израиля и других стран восточного Средиземноморья). Оттуда, вспоминает Йегуда-Арье, Исаак вернулся «голым и босым». Вскоре он вновь отправился в путешествие, а затем и вовсе уплыл за океан, в Бразилию.
В довершение бед, жена Йегуды-Арье сошла к концу жизни с ума.

 
Синагога в ВенецииНесмотря на все эти трагические события, рабби Леон упорно работал. Он прожил семьдесят семь лет и написал множество трудов под громкими названиями вроде «Рыкающий Лев», «Крик Льва», «Щит и меч» и «Сердце Льва». Среди них были религиозные трактаты и сборники стихов. В книге «Утешение Льва» Леон выступил против Каббалы и усомнился в древности главных каббалистических текстов. Более того, он продолжал играть и играл до самой смерти, оплачивая карточные долги только благодаря своим феноменальным талантам.

На итальянском языке рабби написал небольшую книжку «История еврейских обрядов». В ней, первым в Европе, еврейский автор попытался объяснить другим народам суть иудаизма и еврейских обрядов и ритуалов, а также рассказал про обычаи разных общин. Эта книга помогла соотечественникам Леона понять культуру народа, веками живущего рядом.

В то же время Леон активно выступал за упрощение религиозных обрядов, делая упор на гармонию с Торой, а не на дотошное соблюдение древних ритуалов. Рабби хотел сблизить то, что всегда разделяли закрытые на ночь ворота гетто: еврейский образ жизни и свободу взглядов тогдашней Венеции. И сегодня Леона да Модену помнят не только как блестящего раввина, писателя и автора захватывающих воспоминаний, но и как человека эпохи Возрождения, одного из тех, благодаря кому стены гетто, наконец, рухнули.