А потом я прочитала повесть «Мальчик Мотл» настоящего еврейского писателя Шолом-Алейхема. И сильно удивилась. Евреи там были совершенно непривычные — такие оборванные малообразованные поселковые жители, с чувством юмора, но без признаков рефлексии. Но поразило меня не это, а то, что главного героя, мальчика Мотла, постоянно колотят. Как, впрочем, и других детей. Мотлу еще повезло — ему, как известно, хорошо, он сирота, и его иногда жалеют. 

Потом-то я поняла, что в «Мальчике Мотле» нет ничего страшного. Злоключения главного героя описаны с юмором, а нравы достаточно мягкие. В еврейских мемуарах современников Шолом-Алейхема и более ранних текстах есть сцены побрутальнее. Детей били учителя (меламеды) и их помощники, а также раввины, канторы и ремесленники, которым детей отдавали в ученики (читай — в услужение; привет, Ванька Жуков). Еврейские мемуары XIX века полны косвенно и прямо выраженных жалоб на холодность матерей и недостаток родительской любви вообще. Конечно, была в этом и литературность, и стремление объяснить свой отход от традиции; иногда попадаются и светлые воспоминания о детстве. Но все же гиперопекающая, любящая до потери пульса и закармливающая до смерти еврейская мама — образ поздний. Наивысшее развитие он получил во второй половине XX века. Детей стали рожать реже, а ценить, после всех катаклизмов, больше.

Впрочем, жаловались на родителей не только евреи. Вот отрывок из воспоминаний Е. Водовозовой, педагога, писателя и русской дворянки. Ее детство прошло еще при крепостном праве:

«Главное педагогическое правило, которым руководились как в семьях высших классов общества, так и в низших дворянских, состояло в том, что на все лучшее в доме — на удобную комнату, на более спокойное место в экипаже, на более вкусный кусок — могли претендовать лишь сильнейшие, то есть родители и старшие. Дети были такими же бесправными существами, как и крепостные».

Водовозова тоже сгущает краски: бывали разные семьи. Но эти семьи были в среднем куда менее детоцентричны, чем современные.

Казалось бы, рождение детей — объединяющий экспириенс. Но именно на примере их, детей, воспитания видно, насколько все люди разные. А еще видно, насколько наша жизнь не похожа на жизнь наших предков.

И слава Богу.