Идеологический «удар в лоб» ощутил на себе как-то и один мой родственник. Был он очень лояльный советский гражданин. Да и любимец начальников отделов кадров – анкета была у него отменная по многим пунктам: ветеран войны, рабочий... Одним словом, всё у него было в порядке. А тут и юбилей подошел. Родственник поднатужился и заказал стол в ресторане. Собрал гостей. Выслушал поздравления. Сели, выпили, закусили. Ну, а потом, как водится, захотели потанцевать. Под свою, народную. Но не тут-то было. На дворе стоял 1973-й – год Войны Судного дня на Ближнем Востоке и суровой «борьбы с сионизмом» в СССР.

Забыл, забыл, дорогой товарищ, еще об одной графе в своей анкете. И так бы и стоял он перед ресторанным оркестром с полными слез глазами, если бы не выручили его «Шаланды, полные кефали». Мелодия-то – еврейская. В общем, нашла в тот вечер наша, кстати, весьма интернациональная компания выход из положения. Сплясали дружно под «Шаланды…».

А утром после этого ресторанного юбилея я отправился в свою первую командировку в высоком статусе постоянного внештатного сотрудника отдела спорта молодежной комсомольской газеты. Надо сказать, что в 1970-е годы в штат популярной газеты было труднее пробиться, чем сейчас в депутаты. Что только для этого ни пускали в ход: и высокопоставленные звонки, и высокосортный коньяк, и высокопороднейшие ножки. Ну, а у кого с покровителями или фигурой было не всё в порядке, старались заявить о себе чем-то иным. Например, хлестким материалом. Среди таких наивных мечтателей был и я. Вы думаете, мне предстояло писать о футболе?Б-же упаси, это была прерогатива старших товарищей. Меня направили на чемпионат республики по гиревому спорту...

Лето. Теплый вечер в покрытом зеленью городке на Черкасчине – коренной казацкой Украине. Просторный полутемный чертог Дворца культуры. Запах пота и мерный стук железа о пол. Кроме участников состязаний и арбитров в зале несколько кряжистых старичков и две девушки-дурнушки, горящими взглядами впившиеся в молодых мускулистых хлопцев, размахивающих гирями на сцене. Приведшего меня сюда представителя замечательного сельского спортобщества «Колос» в зале давно уже нет: он смакует очередной стакан водки в компании с председателем горспорткомитета. Ему скучно в этой дыре. А мне радостно в предвкушении проблемного материала и немного стыдно за свою не очень развитую мускулатуру.

Первенство завершилось на следующий вечер. И до утра мы просидели с ребятами, шумно споря о том, как бы сделать так, чтобы молодые люди не только смотрели по телеку футбол, но и сами стали спортсменами, атлетами.

Вот об этом-то, подытожив попутно результаты чемпионата, я и написал в статье, которую, что называется, «с колес» принес в редакцию. Завспортотделом, симпатичный шумный парень, напустив на себя мудрый вид, бегло прочел эту пустяковую, не о столь любимом в ЦК футболе заметку и пошел подписывать ее к руководству.

Вернулся он оттуда быстро, но мрачным. «Тема не прошла? – ёкнуло у меня сердце. – Или плохо написал? Бездарь я несчастный».

Меж тем, завотделом кругами походил по комнате, а затем тяжело вобрал в себя воздух и выдохнул:

– Ну, ты это того, дружище. Оно тебе надо было?

– Так не одним же футболом, – начал было я оправдываться.

– Да при чем тут футбол? Они говорят: «Не успел этот парень к нам прийти, как сразу уже о своих начал писать».

Завотделом нахмурился, посопел и снова выдохнул:

– Ты же знаешь – я не антисемит. Но действительно, зачем тебе нужно было об этом чемпионе Пикинере так много писать? Они мне (кивок в сторону руководящего кабинета) так и сказали: мол, эти евреи просто пищат от восторга, когда о своих рассказывают. Но мы этот сионистский шабаш в газете устраивать не дадим!

Тут я не выдержал и стал нервно смеяться. Меня трясло несколько минут без передыху. Хотя, наверное, уместней было плакать, поскольку работа в газете грозила закончиться, толком так и не начавшись. Завотделом смотрел на меня с недоумением и укоризной.

Взгляд его изменился, когда, придя в себя, я кое-что объяснил. Как человек, забросивший еще в восьмом классе всё на свете, кроме футбола и чтения исторических трудов, я знал то, чего, оказывается, не ведали об истории своего народа руководящие товарищи. И я, как мог, спокойно и убедительно объяснил своему шефу, что, во-первых, чемпиона определял не я, а судьи. А во-вторых, его и других руководящих товарищей ввели в заблуждение некоторые деятели кино. Дело в том, что главной ударной силой запорожского войска была не лихая конница, а пешие воины, вооруженные длинными боевыми пиками. Вот их-то и называли пи-ки-не-ра-ми. Так что у моего героя Ивана Пикинера не еврейская, а самая что ни на есть казацкая фамилия.

Если бы я был большим писателем, то, наверное, смог бы полно и точно описать изумление, появившееся на лице моего шефа. Но и без этого могу сказать: замешательство его длилось долго. Так что, окончательно овладев обстановкой, я успел еще ехидно и назидательно заметить, что в спорте главное не национальность. И вообще, разве товарищи руководители не знают, что в свое время товарищ Сталин назвал первого советского чемпиона мира штангиста Григория Новака (еврея из тогда никому не известного городка Чернобыль) «замечательным русским богатырем»?

Придя в себя, шеф взял со стола материал и в задумчивости вышел из кабинета. Таким образом я и остался работать в молодежной газете.

Я не перестаю удивляться загадкам человеческой психики. Ведь никогда ни один субъект не поинтересуется национальностью пожарника или врача «скорой помощи», спасающего его от беды. Но сколько раз в былые времена, сидя в приемной комиссии или отделе кадров, пристальным тяжелым взглядом всматривались эти субъекты в лицо претендента на место в вузе или учреждении, стараясь разглядеть «не родные» для себя черты. И раз за разом придирчиво вчитывались в фамилию более удачливого сослуживца, выискивая в ней «чуждые» корни.

И, наверное, хорошо, что сегодня в украинском паспорте графа «национальность» отсутствует. Однако и тут не всё так просто. Когда я подавал анкету на получение нового паспорта, то тщательно сверял ее с образцом, висевшим на стене. Заполнил, сдал по назначению. Но что это? Окинув анкету опытным чиновничьим взглядом, паспортистка вернула мне бланк.

– Вы забыли указать национальность, – с усмешкой сказала она. При этом на лице у нее отчетливо можно было прочесть, что она хорошо, очень хорошо понимает, какую именно национальность я не указал в анкете и почему.

– Но ведь здесь нет такой графы, – удивленно указал я в сторону образца.

– Да, возможно, но указать всё равно надо.

Я указал. По той простой причине, что никогда не скрывал, что я еврей. Я вообще считаю, что национальное происхождение – не повод для гордости или стыда. Вот почему, вспоминая о знаменитом Григории Новаке или малоизвестном Иване Пикинере, я думаю не об их национальности, а о том, что оба они богатыри.

Михаил Френкель