Для того чтобы стать известным, ему, как никому другому, была необходима газетная шумиха, но обеспечить её, будучи фокусником, можно было, только регулярно провоцируя полицию и нарушая спокойствие граждан. На выступления и пари, которые заключал Гудини со своими противниками – как правило, полицейскими, – сбегались зеваки и корреспонденты. Например, он заходил в ближайший квартальный участок и говорил следующее: «Я – Гарри Гудини, король наручников, я играю в театре “Бижу”. Я думаю, может быть, вы хотите увидеть трюки с наручниками? Пожалуйста. Наденьте на меня любую пару наручников, я покажу, как избавляться от них». Если везло на полицейских – если они оказывались вежливыми и в хорошем расположении духа – такие заходы принимались. Хорошая реклама. Его образ обрастал гангстерским флёром, таким популярным на исходе XIX века в Америке. Ещё Гудини знал, что кроме информационного, в журналистах необходимо лелеять пищевой интерес, потому Гарри был из тех, кто при наличности в кармане не скупился на кофе-брейк и вообще внёс серьёзный вклад в развитие этой культуры. На освобождение из наручников, выпутывание из смирительной рубашки или избавление от гроба требовалось время, и это время в ожидании сенсации газетчики в компании Гудини всегда проводили жуя.

В 1898 году одна из таких пиар-кампаний в Чикаго наконец увенчалась серьёзным успехом. Самым видным человеком в чикагской полиции тогда был лейтенант Энди Роан – крупный ирландец под триста фунтов весом, с большими рыжими усами, похожими на вилку водопроводного крана. Обитатели дна рассказывали, что на регулярный обход игорных и публичных домов Энди брал с собой небольшую чёрную сумку, и уходил он из заведения лишь тогда, когда она была полна денег. Тогда владелец казино некоторое время мог спать спокойно. С Большим Энди Гарри заключил пари о том, что сможет освободиться из камеры городской тюрьмы, будучи закованным в наручники и кандалы. Инсайд попал в народ и очень понравился журналистам.

В день пари Энди Роан надел на Гудини три пары наручников и запер в камере, после чего представители прессы отправились в кабинет Энди, куда Гарри прислал напитки и закуски. Роан был совершенно уверен в провале мероприятия и, предвкушая выигрыш, покручивал усы. Гарри Гудини скоро появился на пороге, довольный и без оков. Корреспонденты зашептались о сговоре Гудини с лейтенантом Роаном, на что Гарри предложил им раздеть его догола, повторно заковать в наручники и запереть в камере, что и было сделано. Во второй раз он освободился ещё быстрее. Выстрелило! Гудини отлично попал в кадр, и на страницах одной из чикагских газет украшенная его портретом статья красовалась рядом с театральной афишей. Когда газета вышла из печати, Гудини кинулся скупать тираж, а после со своей неразлучной Элизабет наделал вырезок и разослал их театральным импресарио. Принято считать, что эта акция стала началом большого пути Гарри Гудини к славе.

К каждому своему трюку он готовился маниакально. Изучал всё новые и новые замки, устройство смирительных рубашек, продумывал потайные дверцы ящиков и ложные стенки сундуков, делал отмычки, коллекционировал ключи, отрабатывал технику заглатывания и «изрыгания» предметов. Внимательнейшим образом изучал историю магии, хрестоматии и дневники, написанные до его появления, и видел на будущих обложках учебников своё имя. Он спал не больше пяти часов в день, не испытывал никакого интереса к увеселениям и праздности и работал всё время бодрствования. Всегда тщательно исследовал место предстоящего выступления – все стены для него имели карманы, где можно спрятать инструмент или реквизит. Готовясь к знаменитому выступлению в камере чикагской тюрьмы, он нанёс три визита Энди Роану, дважды как бы случайно с ним оказывалась его очаровательная жена. Показывая камеру, в которую на время выполнения трюка поместят Гудини, лейтенант Роан то и дело отвлекался на разговоры с ней, и этого оказалось достаточно, чтобы Гудини узнал всё о местных замках.

В случае успеха начинающий маг приобретает не много, но ошибка отнимает всё. Неуспех, вопреки всему, очень вдохновлял Гарри на новые выдумки. Выступая с Джеймсом Дули в Новой Шотландии в конце 1890-х, он придумал трюк на лошади. Он должен был сидеть верхом с завязанными за спиной руками, его ноги были бы связаны под брюхом животного. Решив, что в этом фокусе для него нет ничего сложного, Гудини даже не стал репетировать, лишь попросил на конюшне самую спокойную кобылу. Но владелец конюшни любил пошутить. Как только с привязанным к спине Гудини кобылу отпустили, она стала брыкаться и прыгать, пытаясь скинуть наездника, но так как он был привязан, он оставался на месте, так что лошадь понесла артиста прочь. Сосредоточиться на распутывании верёвок он смог, только когда кобыла выбилась из сил, но это случилось уже в нескольких милях от места выступления, и вокруг не было ни души.

Словом, магия не купала Гудини в лучах славы. Вернувшись после скитания по театральным труппам в Нью-Йорк, чета Гудини была разорена, уже видала голод, ночёвки в залах театров, а то и вовсе где-нибудь на полу в заброшенных зданиях, холод и сырость. Они вернулись к матери Гудини, и фокусник решил попробовать себя в преподавании. «Обучаю полному курсу спиритизма, грифельному письму и ловкости рук», – опубликовал он рекламу. Он даже выпустил каталог трюков на продажу – например, трюк с иголками, которому он научился у индуса, он продавал за пять долларов. В другой раз опубликовал объявление, что научит «Великой метаморфозе подмены» – речь снова шла об иголках, но в ту же цену уже входили права на демонстрацию фокуса, инструкции и наставления. Коммерческо-педагогическая деятельность много денег не принесла, зато покрыла имя Гудини недоброй славой человека, который присвоил себе чуть ли не все фокусы из истории магии. Защитников авторских прав нисколько не смущал тот факт, что автор предлагал свою интерпретацию исполнения.

На волне популярности эзотерики многие хорошие иллюзионисты ушли в спиритизм. Семья Гудини, долгое время продолжая оставаться без приличных заработков, не стала исключением. Полушарлатанское «чтение мыслей» приносило денег в разы больше, чем честный, кропотливый иллюзионизм, но никуда не денешься, билеты в залах бывали распроданы даже на стоячие места. Перед представлением, когда публика уже находилась в зале, Бесси должна была пройтись по карманам одежды зрителей в фойе. Любой подробности, бумажки с телефоном и именем, телеграммы в кармане, самого пустячного предмета могло оказаться достаточно, чтобы придумать историю о его владельце. Для поддержания хорошей творческой формы Гудини стал собирать местные сплетни. Бесси держала ухо востро в магазинах и парикмахерской, интересовалась жизнью самых дальних своих знакомых в городе и их знакомых тоже. Сам Гарри поддерживал отношения с маленькой компанией, которая производила семейные музыкальные Библии. Просматривая заказы на составление подборок, он узнавал подробности о жителях города: кто где умер, кто родился – это становилось рабочим материалом на выступлениях. Разумеется, свои спиритические сеансы он обставлял трюками с освобождением от наручников или верёвок. Несмотря на успех шоу, который, разумеется, поправил дела Гудини, эта работа неимоверно угнетала. Одно дело – выполнять сложные трюки, рассчитанные до мелочей, а другое – наугад называть местожительство чьих-то родственников, или, сохраняя серьёзное выражение лица, выдумывать послания от умерших.

Но имя обрастало славой. Правда, временами Гудини начинало казаться, что распухшая от развлечений Америка совсем не хочет его таланта, она просто уже не в состоянии его переварить. Бесси рассказывала после мемуаристам, что в самые мрачные дни её муж повторял себе: «Я – Гудини. Я велик. Я известен. Я на пути к всемирной славе». Собственно, этот маленький аутотренинг многим помогал поправить галстук и двигаться дальше.

Переезд в Европу в самом начале нового столетия оказался верным шагом, хотя и дался адским трудом: Гудини не переносил качку, от тошноты его мучали кошмары, натурально он готов был выкинуться за борт. Бесси пришлось связать мужа, и только так великому иллюзионисту удалось пережить Атлантику.

Европейская индустрия развлечений, в отличие от американской, только набирала обороты, и в Лондоне Гудини довольно скоро обзавёлся британским импресарио по имени Гарри Дэй. Тот был молод, не испытывал неприязни к янки, заполонявшим потихоньку улицы Лондона, имел богатую фантазию, любил рискованных людей и в Гудини отчётливо видел будущую звезду. Дальше – уникальный номер с исчезновением живого слона, потом прыжок в Темзу с моста, когда Гудини был закован в наручники и кандалы, да ещё и в придачу снабжён тридцатикилограммовой гирей. Он вынырнул через считанные минуты, демонстрируя наручники многотысячной толпе, растянувшейся по мосту и на набережной. Мир теперь принадлежал ему. В 1908 году, гастролируя по России, Гудини дважды освободился из камеры смертников – сначала это была Бутырка, а потом и Петропавловская крепость. В 1914 году он выкупил у английского изобретателя трюк «Проход сквозь стену», сделавший его окончательно знаменитым. После нескольких лет работы в Европе в Америку Гудини вернулся признанным всемирным королём наручников. План удался. С конца десятых годов XX века билеты на представления Гудини раскупались мгновенно в любом городе и на всё время гастролей.

Таинственная смерть Гудини, о которой так любили судачить газеты, оказалась всего лишь следствием неосмотрительности и чрезмерной самоуверенности мага. Ему было 52, и он готовился к выступлению в Монреале. Накануне, когда он читал лекцию о спиритизме в стенах монреальского университета Макгилл, один из студентов сделал набросок портрета Гудини. Рисунок магу очень понравился, и он пригласил студента в отель, чтобы тот мог сделать ещё несколько черновиков. Художник пришёл в компании двоих своих друзей, один из которых оказался чемпионом колледжа по боксу. Все знали, что Гудини отлично держит удар в живот, мастер сам этим бахвалился направо и налево. Молодой боксёр спросил разрешения ударить фокусника и, не дождавшись ответа, нанёс удар в живот. Гудини не ожидал, зажмурился от боли, выждал минуту и произнёс: «Вы не дали мне приготовиться. Вот теперь бейте. Валяйте!» Он напряг мышцы живота и второго удара уже не почувствовал. Однако первого оказалось достаточно: в несколько следующих дней у Гудини поднималась температура, но он продолжал давать по несколько выступлений. В больницу на операционный стол с гнойным аппендицитом в стадии перитонита его привезли через несколько дней после инцидента, по окончании выступления в Детройте, которое он дал, находясь практически при смерти. В свой родной Нью-Йорк маэстро прибыл в том самом бронзовом гробу, в котором не раз опускался в воду, инсценируя погребение заживо.

Алена Городецкая