Перед мясорубкой 1937 года Ян Гамарник занимал уже очень высокое положение – первый заместитель наркома обороны, начальник политуправления Красной армии, комиссар первого ранга. Формально он считался вторым человеком после Ворошилова в армии. Правда, особенностью 1930-х было то, что реальный вес военных вельмож не соответствовал их должностям. К примеру, от другого замнаркома обороны, Тухачевского, перед арестом осталось лишь звонкое имя – он давно был отстранён от реального командования войсками. Под рукой Гамарника тоже не было верных ему дивизий, но в Красной армии его любили и уважали – он был одним из её создателей. «Мы его слушали», – крикнут из зала о Гамарнике, когда Сталин, уже после арестов по делу Тухачевского, соберёт высшую военную номенклатуру на совещание.

К тому времени Гамарник уже был объявлен «запутавшимся в связях с антисоветскими элементами», а потом и «врагом народа». Реабилитировали его уже в начале 1970-х, выпустили посвященный ему приторный и малоинформативный сборник воспоминаний. И Гамарник, в отличие от многих большевистских вождей, остался фигурой умолчания. Любителям истории гораздо интереснее злодеи, основательно вымазавшиеся в крови, сполна отразившие все ужасы и противоречия эпохи.

Гамарник же был человеком приличным, корректным и сдержанным, в массовых казнях времен Гражданской войны не замеченным, в ЧК не служившим и номенклатурным хамством не отличавшимся. Среди военных его отличал внешний вид – плохо сочетавшаяся с униформой окладистая борода, среди коллег по ЦК – образование. Потомственный интеллигент, сын бедняка-учителя, он окончил житомирскую гимназию с серебряной медалью, репетиторством накопил денег на поездку в Петербург и поступил в психоневрологический институт Бехтерева – будущий шеф красных комиссаров хотел стать психиатром.

В революцию судьба человека зависела от его темперамента: история делалась на площадях, карьеры были стремительными. В 1915 году Гамарник переводится на юридический факультет Киевского университета, и к тому времени, как и положено настоящему студенту-голодранцу, он бескомпромиссно, стопроцентно левый. Черта оседлости, погромы и процентные нормы выковывали из евреевреволюционеров, и Гамарник не стал исключением. Будь у него другое окружение – он пошел бы за эсерами и погиб бы значительно раньше, но друзья познакомили Гамарника с большевиками. Так у него появились партийные псевдонимы: «Борода» и «товарищ Ян». Подпольщиком Гамарник оказался отчаянным – упрямым, не знающим страха. А потом вышел из подполья на митинги и стал блестящим оратором: сыграли роль образование и кругозор, редкие в большевистской среде.

Он делает стремительную карьеру: воюет, возглавляя Киевский ревком и Одесский губком, а затем становится первым секретарем Дальневосточного крайкома – фактически генерал-губернатором огромного края.

Когда в 1929-м Гамарника возвращают в Москву и назначают первым заместителем наркома обороны, он уже опытный управленец – эффективный, деловитый, но всё такой же упрямый. Высшее армейское руководство делилось в те годы на несколько группировок, и Гамарник примыкает к людям Тухачевского. Большую роль здесь играют личные симпатии, однако дело не только в них, но и в стратегии. Как СССР встретит следующую мировую войну, которая уже в 1930-х опытным военачальникам казалась неизбежной? Группа командарма Иеронима Уборевича – блестящего военного, успешно стажировавшегося в Германии – ориентируется на рейхсвер. Тухачевский скорее близок к французской военной школе, и в 1936 году его отправят на Запад – зондировать почву для будущего европейского военного союза.

Гамарника и Тухачевского начинает сближать размах планов: оба мечтают об артиллерийских дивизионах, армадах самолетов, огромных танковых армиях. Короче – о походе на Европу. И их обоих не любят «кавалеристы» – бывшие командиры Первой конной, Буденный, Тимошенко и Кулик, которым покровительствует Ворошилов. При этом и Уборевич, и Тухачевский презирают Ворошилова за некомпетентность. Кончится всё это плохо: дельные и прогрессивные будут расстреляны,а «кавалеристы» выживут и спустя несколько лет пойдут с шашками наголо на немецкие танки.

В реальности чистки в армии шли с конца Гражданской войны. Поначалу Красная армия в профессиональном отношении не слишком отличалась от Белой: бывших царских офицеров в ней насчитывалось едва ли не больше, чем пролетариев, учеба шла по стандартам, принятым ещё в николаевских войсках, а дисциплина была железной. Первое обстоятельство для новой власти было опасным – армию решили превратить в классово однородную. Для начала из неё вычистили бывших гвардейцев, а их там было немало. Высшего руководства это не коснулось – бывший поручик Семеновского полка Тухачевский ещё оставался замнаркомом обороны СССР и даже в ранге красного военачальника восстановил своё родовое имение, отказавшись, к слову, платить с него налоги, в том числе и партийные. Такая фронда не могла остаться незамеченной.

В это время его друг, Гамарник, создавал новую армию, где отношения между командирами и подчиненными должны были стать принципиально иными, невиданными прежде в мире. Он создавал демократию в армии – и это стало одной из величайших утопий, когда-либо претворявшихся в жизнь. Он хотел, чтобы солдаты разбирали на собраниях приказы командира и обсуждали тактику ведения боя. Да вот только человеческий материал сопротивлялся: выпускники советских военных училищ не понимали элементарных вопросов по тактике. В такой ситуации достаточно было уничтожить вполне квалифицированную советскую военную верхушку, и любая война превратилась бы катастрофу. Это и произошло в 1937-м, когда в несколько ударов был выкошен весь вменяемый генералитет. Высокопоставленные чекисты, опасавшиеся ареста, случалось, бежали и уходили на нелегальное положение, красные генералы – покорно ждали, когда за ними придут.

Гамарник ушел не так, как другие его коллеги. Он был решительным человеком и заступился за арестованного Тухачевского. И это во времена «большого террора», когда люди тонули в одиночку, а бывшие соратники от них отрекались. Поведение Гамарника было самоубийственным. При этом никаких иллюзий к тому времени он уже не испытывал и последствия хорошо осознавал. Он просто не мог поступить иначе.

31 мая 1937 года домой к сидевшему на больничном Гамарнику явился старый знакомый, управляющий делами наркомата обороны, и сообщил, что тот снят со всех должностей и уволен из армии. У хорошего образования имелись свои преимущества: в житомирской гимназии, психоневрологическом институте и на юридическом учили логически мыслить. Рассчитывать ему было не на что, надежды не осталось, а решимости Яну Гамарнику было не занимать.

Машину и шофера у него отобрать не успели, и он съездил за город в последний раз посмотреть на весенний лес. А потом застрелился, нарушив загодя разработанный сценарий показательного суда. Его жену расстреляли, дочь отправили в детский дом, но он избавил всех от пыток и унижений и никого не оговорил. Психотерапевт из него, наверное, вышел бы лучший, чем военный вельможа, но в судьбе Яна Гамарника есть величие, и его не умаляет то, что цель, которую он перед собой ставил, была неосуществима.

Алексей Филиппов

http://www.jewish.ru/history/facts/2017/01/news994337078.php