Он родился в 1905 году в степи, когда его мать Бася возвращалась из Цюриха в Баку и угодила в железнодорожную забастовку – можно сказать, что его судьбу определили висевшие над глухим полустанком звезды. Эта раздвоенность между Западом и Востоком, поиски собственной идентичности, вечное бегство и смерть в таком же глухом местечке – всё, кажется, в его жизни было предопределено изначально.

Лев был сыном купца второй гильдии Абрама Нуссимбаума, основавшего в начале века фирму «Бинагадинский нефтепровод Нуссимбаума и Ко» и ставшего к революции миллионером и нефтяным магнатом. Дореволюционный Баку был ни на что на свете не похожим азербайджано-армянско-еврейско-русским городом – настоящим мостом между Европой и Азией. И в то же время – плавильным котлом, в котором смешались миллионеры и революционеры, бедняки и бандиты, религиозные фанатики и националисты всех мастей.

Евреям в этом доставшемся России обломке Османской империи жилось относительно неплохо, особенно по сравнению с жизнью их собратьев в находившихся в черте оседлости местечках Украины и Белоруссии. А сыну миллионера Баку казался городом из сказки и на всю жизнь остался для него потерянным раем, мечтой и путеводной звездой. А потом случилась революция 1917 года, и прежнему Баку с его особняками в стиле модерн и султанскими дворцами, купола которых были выложены искусственными самоцветами, пришел конец.

Нуссимбаумы бежали, но герой романа «Али и Нино», написанного Львом много лет спустя, встретит большевиков с пулеметом, защищая родной город. Они же ушли из Баку с караваном верблюдов и перебрались в Персию, но их путь лежал в Берлин. А сердце юного Льва навсегда осталось на Востоке, да и сам он вскоре, живя в центре Европы, стал принимать восточные имена и превращался то в Эссад Бея, то в Курбан Саида, создавая всё новые и новые брэнды и реализуя свои склонности к мистификации.

В 1929 году он напишет отдельную книгу о Баку – «Кровь и нефть на Востоке», но на самом деле будет писать о нем всегда. Образы тех же турецких аристократов в его «Девушке из Золотого Рога» будут списаны с его старинных знакомых – выброшенных из прежней жизни, лишившихся всего и с трудом обживающихся в Европе бакинских богачей. Ему было куда легче – среда, в которой рос Лев, была европеизированной, а благодаря своей бонне, фрау Алисе Мелани Шульте, он с детства в совершенстве знал немецкий.

В Германии он поступил на факультет восточных языков в университете Фридриха Вильгельма, изучал турецкий и арабский и, получив диплом, начал карьеру профессионального литератора. Писал он легко, с блеском, мастерски владея сюжетом и повествуя о манящем Востоке, который в двадцатые годы прошлого века был так в моде.

В двадцатые годы Берлин стал Меккой русской эмиграции. Там издавались русские книги, возникали и прогорали русскоязычные газеты, процветали литературные салоны. Берлин времен Веймарской республики был вообще очень космополитичным, многоязычным, падким на всё новое и необычное городом, отбиравшем у Вены звание культурной столицы Европы. В нем жили и творили Брехт и Ремарк, Набоков и Фейхтвангер. А индустрия развлечений работала на полную мощность. При этом одни – голодали, а другие – развлекались, что не могло не заложить основы для последующего прихода нацистов к власти.

Именно в Берлине Лев Нуссимбаум получил международную известность, написал много книг, двенадцать из них были переведены с немецкого на другие языки. Там же он и женился на Эрике – дочери богатого человека, совладельца чешской обувной фабрики «Батя». Она тоже была тонкой натурой, любила литературу и сама писала стихи.

Всё сломалось на исходе 1930-х, когда личные беды совпали с приходом фашистов – она бросила его ради другого писателя. В Америку они уехали вместе, обратно Лев возвращался один и совсем разбитым. Да и Берлин к тому времени стал совсем другим. Но маска так прочно приросла к его лицу, что и в новом гитлеровском Берлине Нуссимбаум спокойно прожил еще два года: в картотеке гестапо он значился как «турецкий литератор Эссад Бей». Потом опасность стала слишком явной, и ему пришлось перебраться в Австрию, куда его отец уехал много раньше. Но после аншлюса писателю пришлось бежать дальше, а его отец не успел – и погиб в концлагере.

Льву удалось перебраться в Швейцарию, а затем в Италию. Судя по всему, он так и не понял, что прежней жизни пришел конец, и кружился вокруг бывших культурных столиц старой Европы, словно летящий на пламя свечи мотылек. Многие его соплеменники стремились вырваться из охваченной пламенем Европы в США – но не он. Боль от расставания с Эрикой, которая бросила его в Штатах, никуда не уходила. Да и на что он мог рассчитывать за океаном, если американцы имели о нём и его творчестве весьма смутное представление, а светский хроникер из лос-анджелесского таблоида писал о его разводе: «Поэтесса широкого кругозора не противилась многоженству своего мужа, но когда он настоял на прочтении ей своих ужасных рассказов, она сбежала в Америку, и дело кончилось разводом».

Однако и в Италии его никто не ждал. Деньги кончились быстро, а Вторая мировая война убила рынок переводов – последний доступный для литераторов заработок. Нуссимбаум обосновался в глуши – в маленьком местечке Позитано. Он тяжело болел и считал чентезимо, но судьба снова ему улыбнулась: знакомые отрекомендовали его Пиме Андреа – жене немецкого консула в Генуе, влиятельной аристократке и покровительнице искусств. Между ними завязалась переписка, и они подружились, так ни разу и не встретившись – аристократку и писателя сблизили тексты, да и сами их письма были яркими примерами высокой литературы.

Лев Нуссимбаум давно превратил себя в сюжет, придумал себе много имен и судеб. Писатель стал собственным героем, и теперь эти письма Андреа остались и единственной нитью, связывавшей его с реальной жизнью. Ее письма давали надежду, они же приносили помощь – Пима присылала деньги, потом по ее ходатайству ему стало помогать и итальянское правительство. Она отрекомендовала его своим друзьям, Эзра Паунд хлопотал, чтобы Нуссимбаума сделали биографом Муссолини. Раз в его портфолио были две прекрасные биографии – Николая II и Сталина, то почему бы крупному итальянскому издательству не заключить с ним договор на книгу о дуче?

Однако Льва Нуссимбаума не могли больше спасти контракты, деньги и власти: запущенная хроническая болезнь больше не поддавалась лечению – он умирал. Гангрена, ставшая следствием болезни Рейно, не оставляла никак шансов. Его не стало в 1942 году. Италия Муссолини, давшая ему недолгий приют, пережила писателя всего на несколько лет. Мир, о котором он писал, рухнул в 1917-м. Мира, в котором он жил, не стало в 1939-м. Всю жизнь он спасался бегством, и в конце концов ХХ век его догнал.