Дора Диамант родилась в 1898-м году в Пабьянице, но вскоре семья переехала в Бжезины, польское еврейское местечко побольше. Там и прошло её детство. Мать Доры рано умерла, и девочке, старшей из дочерей, пришлось нести ответственность за многодетную семью. Отчасти это определило и одну из её будущих профессий – Дора станет воспитателем в еврейских детских садах и приютах, «фребеличкой», то есть последовательницей прогрессивного педагогического учения Фридриха Фрёбеля. Если интерес к воспитанию детей воспринимался как нечто само собой разумеющееся, то увлечение девочки религией отец – благочестивый человек, габай общины и последователь Гурского ребе, самого строгого из тогдашних хасидских учителей – одобрить никак не мог. Изучение Торы и иврита – не для женщин.

Древнееврейский алфавит Дора выучила, подслушивая уроки братьев, и продолжила занятия языком Библии на женских сионистских курсах, хотя отец и запретил ей их посещать. К этому времени Дора и сама была уже сионисткой. Одновременно Дора сочувствует и женскому освободительному движению, образцом для подражания для неё становится Клара Цеткин. В конце концов, её бунт против родительских устоев зашёл так далеко, что она начала играть в Бжезинском еврейском театре.

Тем временем отец её женился второй раз, в семье родились новые дети. Учитывая своенравный характер Доры, было принято решение отправить её в еврейскую женскую школу. Впрочем, вскоре Дора оттуда сбежала, так как не хотела учиться ни на бухгалтера, ни на благочестивую еврейскую жену. Её поймали и вернули, отец предупредил, что если такое повторится, он отсидит по ней шиву, и впредь блудная дочь будет для него мертва. Однако когда это действительно повторилось, никаких траурных церемоний он не устроил – просто вынужденно смирился с тем, что Дора отныне будет жить так, как хочет она.

А хотела Дора жить в Берлине. Именно туда она и отправилась, прожив год в Бреслау и подучив немецкий язык. Для Доры главным преимуществом Берлина с его огромной еврейской общиной, которой пока ничего не обещало грядущей трагедии, была возможность учиться. В городе работала Академия еврейских знаний – либеральное заведение, допускающее к занятиям и женщин. По приезде Дора работала в детских садах, готовящих ребят к возможной репатриации в Палестину. Прожив же в Берлине три года, Дора устроилась на летнюю работу в лагерь при еврейском детском доме в городке Мюриц. Там она и познакомилась с Францем Кафкой, который отдыхал неподалёку с сестрой и племянниками.

Отношения между ними развивались очень быстро – через три недели после знакомства Дора и Франц решили жить вместе в Берлине. Для Кафки это был очень решительный шаг. Человек, болезненно привязанный к своим родителям, он долго не решался начать самостоятельную жизнь, завести свой дом, уехать из Праги. Кафка так и не женился, хотя страстно мечтал о семье и детях, и у него было множество возлюбленных. Словом, этот 40-летний человек, прославленный писатель, к тому же с блестяще состоявшейся карьерой юриста, никак не решался стать взрослым. Помогла ему девушка на 15 лет младше его.

Пожалуй, проведённые с Дорой в Берлине месяцы и были единственным счастливым временем в жизни Кафки. Увы, идиллия длилась недолго. И до встречи с Дорой Кафка был болен тяжёлой формой туберкулёза, а теперь болезнь захватила и гортань. Вскоре Кафка не смог выходить из дома, посещать важные для него как писателя мероприятия и встречи. Вместо него всюду ходила Дора, после пересказывая ему все, что видела. Это получалось у неё так ярко и живо, что Кафка понял истинное призвание его любимой – театр. Именно по его совету, а не из-за давней игры в бжезинской труппе, Дора выбрала будущее дело своей жизни.

Состояние Кафки тем временем становилось все хуже – началось скитание по больницам и санаториям. Дора сопровождала любимого повсюду: если она не могла жить рядом с ним, то снимала комнату неподалёку. Родные Кафки постепенно научились видеть в этой «восточной еврейке» члена семьи, последнюю надежду взбунтовавшегося, но, безусловно, любимого сына и брата. Для Кафки было очень важно сочетаться с Дорой браком с соблюдением всех иудейских традиций. Он написал письмо отцу Доры, попросил благословения. Самой Доре, конечно, были безразличны и разрешение отца, и официальный брак, но она хотела сделать так, как хочет Франц. Увы, строгий Гурский ребе приказал Гершелю, отцу Доры, ответить «нет».

Итак, Кафка умирает. Насколько могла, Дора приготовила тело возлюбленного к погребению по иудейскому обряду. В последние дни писателя родные смогли понять, чем стала для него несостоявшаяся вдова. И на всю жизнь Дора сохранит с ними тесную духовную связь, особенно с племянницей Кафки, Марианной Штайнер. Как итог – семья закрепила за Дорой право на получение гонораров за все посмертные издания Франца Кафки.

Некоторое время потерявшая Франца Дора жила в Праге у его родных, а потом отправилась в любимый Берлин с целью стать актрисой. В 1926 году она поступила в Академию драматического искусства в Дюссельдорфе – заведение сильное, прославленное, но грешащее несколько излишним академизмом. На выпускном экзамене Дора декламировала отрывок из романа Кафки «Америка», который тогда только вышел. Преподаватели в рекомендательном письме выпускника отметили её «сильный и необычный дар». Получив ангажемент в Рейнский коллективный театр в Нойсе, Дора какое-то время работает там, но вскоре опять возвращается в Берлин.

Изначально общественные взгляды Доры были социалистическими, однако в 1930 году она вступила в Коммунистическую партию Германии, очарованная, подобно многим интеллектуалам того времени, радикальной утопией. Свой актёрский талант она направила на работу в агитбригаде. На почве марксизма Дора познакомилась с экономистом Лутцем (Людвигом) Ласком. Это был тихий интеллигентный человек, знаток латыни и древнегреческого, на пять лет моложе Доры, из образованной еврейской семьи. Его мать, Берта Ласк, была писательницей, пламенной коммунисткой. Отец Лутца – выдающийся учёный-невропатолог Луис Якобсон-Ласк, коммунистом так и не стал, но был членом социалистической партии. Именно в шумный, уютный, гостеприимный дом Ласков, а не в самого Лутца, и влюбилась Дора, с детства лишённая материнского тепла. Доре было 34 года, и она очень хотела ребёнка.

Дора и Лутц поженились в июне 1932 года, прошли обычную скромную гражданскую церемонию. А в 1933 году нацисты обвинили коммунистов в поджоге Рейхстага. Коммунистическая партия была объявлена вне закона. Дора и Лутц тайно работали над коммунистической газетой «Роте Фане». Быть одновременно евреем и коммунистом страшно вдвойне – к марту 1933 года четверо Ласков, в том числе и Лутц, были арестованы гестапо, вскоре Лутца отпустили, но потом арестовали опять. Тем временем Дора узнала, что беременна.

В марте 1934 года Дора рожает девочку, Франциску Марианну Ласк. Жив ли её отец, в тот момент было никому неизвестно, но довольно скоро измученный Лутц снова вернулся домой. Однако вскоре, не желая подвергать опасности жену и ребенка, он нелегально сбежал в СССР – там к тому времени уже жила его мать, Берта Ласк, видная коммунистка. Вскоре официальное приглашение в СССР получает и Луис Якобсон-Ласк – для работы в севастопольской лаборатории, связанной с исследованиями мозга. Благосклонность советского правительства к выдающемуся учёному простиралась так далеко, что Якобсону-Ласку даже позволили взять с собой невестку и внучку. Так Дора попала в СССР, о котором мечтала.

Перед самым отъездом Дора успела провести вечер, посвящённый столетию Менделе Мойхер-Сфорима. Разумеется, в полностью уже нацистской Германии такое мероприятие могло быть только тайным – оно праздновалось под видом помолвки, где Дора изображала невесту. Дора вспоминала, что при въезде в СССР таможенник обругал её на идише, а она была счастлива, что наконец-то попала туда, где её родной язык может звучать свободно.

По приезде в Москву дочка Доры заболела скарлатиной. Осложнения следовали одно за другим: сначала туберкулёз, потом болезнь почек, которой Марианна будет страдать всё детство и юность. Единственная возможность спасти ребёнка – перевезти её в тёплый Севастополь, где теперь живут её дедушка и бабушка. Разумеется, Дора отправилась вместе с дочерью. Лутц по работе должен был остаться в Москве – по сути, его брак с Дорой распался именно тогда. Поженившиеся без страсти, Дора и Лутц и расставались ровно, по-дружески. В ближайшие годы Дора постоянно курсировала между Севастополем и Москвой, но к мужу больше не возвращалась.

Настал 1936 год. Дорой заинтересовался НКВД: дескать, неактивной коммунисткой была в Германии, якшалась с белогвардейцами, к тому же – сионистка, что совершенно не скрывает. Лутц к этому времени уже сидел по обвинению в шпионаже. Чуя недоброе, Дора сделала все, чтобы покинуть СССР. И ей это удалось – в 1938 году она уехала. Существует версия, что она подписала соглашение с НКВД, вызвалась стать «разведчицей». Впрочем, другое существующее объяснение гораздо правдоподобнее и прозаичнее – Дору просто выслали как жену арестованного. Однако и историк сталинизма Бернд Райнер Барт, и исследовательница Кэти Диамант, написавшая книгу о своей знаменитой однофамилице, сходятся в одном: «Если понадобилось чудо, чтобы вылечить ребенка, то еще большее чудо понадобилось для того, чтобы в разгар сталинских чисток польской еврейке, жене обвиненного в троцкизме разрешили выехать из Советского Союза со своей шестилетней дочерью. И этим чудом была Дора».

Дора отправилась в Англию. Однако вместо ожидаемого убежища от страны, воюющей с Гитлером, она сразу по прибытии попала в тюрьму – как гражданка враждебного государства. Затем их с дочерью отправили в лагерь для интернированных женщин на острове Мэн, где Дора работала на кухне гостиницы, а в свободное время вместе с другими заключёнными ставила спектакли на идише.

Когда исход войны был ясен и заключённых женщин освободили, Дора оказалась наконец в Лондоне. «Увидев, во что бомбардировки превратили некогда оживлённый еврейский Ист-Энд, Дора решила, что целью её жизни должно стать сохранение языка идиш», – пишет Кэти Диамант. Дора участвовала в работе общества «Друзья идиша», печаталась как театральный критик в журнале «Лошн унд лебен», выступала с чтением лекций и классических произведений на идише. Артистическое призвание она обрела именно как декламатор, а не театральная актриса. Каждый вечер с её участием становился большим культурным событием. Дора вообще оказалась человеком поздних и блестящих дебютов. В те же годы она выступила и как дизайнер одежды, и как весьма успешный ресторатор.

Однако это поздно обретённое счастье далеко не безоблачно. Вскоре Дора узнала, что из её 11 братьев и сестёр в Холокосте уцелели только трое. По-прежнему постоянно болела и ее дочь Марианна. Да и здоровье самой Доры стало подкашиваться – оказалось, что ее почки десять лет разрушались от тяжёлой формы нефрита. Последние месяцы жизни Дора была прикована к постели. Она вела дневник, где по большей части размышляла о своём давно ушедшем возлюбленном Франце Кафке. Даже последней записью оказалась его любимая молитва.