Через несколько столетий к «Мегилат Таанит»  было добавлено приложение, известное как «Схолион». «Схолион» сохранился в двух рукописях, Оксфордской и Пармской, и представляет собой сборник пояснений и примечаний, как правило написанных на иврите. В Пармской рукописи сообщается, что Касгалгас отправил изваяния, чтобы поставить их в Храме. Когда об этом стало известно, все великие люди Иерусалима вышли и сказали, что они умрут, но не допустят этого. Когда они стали взывать к посланнику и умолять его, тот сказал им: «Перед тем как вы взываете ко мне и умоляете меня, взывайте к вашему Б-гу на небесах и умоляйте Его». В каждом городе, в который прибывал посланник, его встречали евреи во вретище. Затем посланник получил известие о смерти Касгалгаса. И, как сообщается в «Схолионе», он отдал изваяния евреям, и те потащили их по земле. Из-за этого день 22 швата и стал праздничным.

Исследователи пришли к мнению, что установлению праздничного дня 22 швата предшествовало намерение Гая Калигулы (37–41 годы) поставить статую в Иеру­салимском храме и отмена этого постановления. Подробные сведения об этих событиях приводятся в сочинении Филона Александрийского (ок. 25 до н. э. — ок. 50 н. э.) «О посольстве к Гаю» и в книгах Иосифа Флавия (Йосеф бен Матитьяу; 37 — ок. 100) «Иудейская война» и «Иудейские древности».

Согласно описанию Филона, в городе Явне, где большинство населения было еврейским, поселились и греки, которые построили жертвенник в честь императора. Евреи не могли смириться с идолопоклонством на своей земле и разрушили жертвенник. Римский наместник Капитон донес об этом Калигуле. Тот пришел в бешенство и приказал поставить свою статую в Иерусалимском храме. Приказ надлежало выполнить наместнику Сирии Публию Петронию, который должен быть привести два римских легиона, стоявших на Евфрате, и силой заставить евреев подчиниться.

Далее Филон пишет:

…Жители священного города и всей страны, узнав о предстоящих событиях, поднялись точно по сигналу — он был подан их общим горем — и, бросив города, деревни и дома, так что они совершенно опустели, единым потоком хлынули в Финикию, ибо там как раз в это время был Петроний. Люди Петрония, увидев, что движется бесчисленная толпа, бросились предупредить его, чтобы тот принял меры предосторожности, — они решили, что придется воевать. Они еще не кончили говорить, Петроний еще не позвал охрану, а толпы евреев, подобно внезапно нашедшей туче, уже покрыли всю Финикию, повергнув в изумление тех, кто не знал, сколь многочислен этот народ. Сначала в толпе поднялся крик вперемешку с плачем и биеньем в грудь, и это было невыносимо для слуха присутствовавших там, ибо крик не прекращался, когда все умолкли, но продолжал отдаваться эхом; потом нужно было подступиться к Петронию с такими просьбами, которые уместны были бы в тех обстоятельствах (несчастья сами учат, как лучше вести себя). Все поделились на шесть групп: старики, мужчины, мальчики, старухи, женщины, девочки. И как только Петроний показался вдали, все шесть как будто по команде пали ниц, и завывания, похожие на погребальный плач, мешались с мольбами.

Филон приводит слова евреев, обратившихся с мольбами к Петронию:

Мы покидаем наши города, бросаем дома и добро; мы отдадим охотно все наше богатство, деньги, всю утварь, ценности и прочее, что мы нажили, и будем при этом в прибытке, а не в убытке. Взамен же мы просим только одного: не делать никаких нововведений в Храме, оставить его таким, каким мы получили его от наших праотцев и предков! Но если мы не убедили вас, убейте нас, чтобы не быть нам свидетелями зла, худшего, чем смерть.

(«О посольстве к Гаю», глава 32.)

Подобным образом эти события описывает и Иосиф Флавий:

Итак, евреи вместе с женами и детьми столпились на равнине близ города, воззвали к Петронию с мольбой о пощаде, прежде всего для отеческих законов и лишь затем — для них самих. Ввиду столь устрашающей толпы тот уступил и оставил войско и изваяния в Птолемаиде. Вслед за этим он прошел в Галилею, где, созвав в Тибериаду как народ, так и знать, стал описывать перед ними могущество Рима и угрозы Цезаря. <…> Когда же они в ответ стали ссылаться на свой Закон и обычаи предков и объяснять ему, что у них не дозволяется выставлять ни в Храме, ни даже в обыкновенном месте изваяний Б-га, а уж тем более человека, Петроний ответил: «Точно так. Но ведь и я обязан исполнять закон моего единовластного властелина. Если же я, пощадив вас, нарушу его, то меня постигнет заслуженная погибель. И тогда не я, но тот, кто меня послал, выступит против вас. Так что я, как и вы, исполняю приказания свыше». В ответ на это вся толпа вскричала, что ради Закона они готовы вытерпеть все что угодно. После того как установилось молчание, Петроний спросил: «Следовательно, вы готовы воевать с Цезарем?» Евреи на это ответили, что в честь Цезаря и римского народа они приносят жертвы дважды в день; но если он желает ввести к ним идолов, прежде ему придется принести в жертву весь еврейский народ, ибо они готовы отдать на заклание себя, своих жен и детей.

(«Иудейская война», книга 2, глава 10, параграфы 3–4.)

Петроний, потрясенный самоотверженностью евреев, послал Калигуле просьбу об отсрочке установки статуи, но разгневанный император требовал исполнения своего приказания.

Тем временем в дело включился иудейский царь Агриппа I (10 до н. э. — 44 н. э.). Агриппа, внук Ирода и Мирьям, был привезен в Рим незадолго до смерти Ирода, примерно в пятилетнем возрасте. В 23 году он уехал в Эрец-Исраэль, где прожил некоторое время, а вернувшись в Рим, сблизился с Гаем Калигулой, внуком брата тогдашнего императора Тиберия. Когда в 37 году Тиберий умер и Гай Калигула стал императором, он дал Агриппе владения в Эрец-Исраэль и пожаловал титул царя.

Филон подробно описывает, как Агриппа пришел к Калигуле, и тот рассказал ему, что приказал поставить статую в Храме, а евреи отказываются подчиниться. Услы­шав это, Агриппа лишился чувств, и его отнесли домой. Придя в себя, Агриппа поспешил написать Калигуле подробную записку, которую цитирует Филон.

Я, как ты знаешь, еврей, родился в Иерусалиме, где стоит верховный Храм Всевышнего. Деды мои и прадеды были царями, но большая их часть носила звание «первосвященник», и свой священный сан они ставили выше царского звания, считая, что первосвященник настолько выше царя, насколько Б-г выше человека. Ибо один служит Б-гу, другой заботится о людях. И ежели мой жребий таков и это мой народ, моя отчизна, мой Храм, то я прошу за всех.

Монета с изображением Гая Калигулы в лавровом венке (слева) и Агриппы I в триумфальной квадриге со скипетром, увенчанным орлом (справа). 37–43 годы н. э.

Перечисляя все милости, оказанные им Калигулой, и умоляя его отменить указ, Агриппа пишет: «Не нужен мне весь этот блеск, не вымаливаю я недавнего своего счастья, я все готов отдать, лишь бы законы предков остались нетронуты!» (см.: «О посольстве к Гаю», главы 35–42).

Согласно обоим источникам — Филону и Флавию, Калигула согласился отменить свой указ благодаря стараниям Агриппы. Все же, как пишет Филон, опасность не миновала, и сумасбродный император вновь решил поставить свою статую в Храме. В «Иудейских древностях» сообщается, что Калигула велел Петронию, посмевшему ему возразить, покончить жизнь самоубийством. Но прежде чем Петроний получил приказ, стало известно об убийстве Калигулы заговорщиками-преторианцами. Иосиф Флавий пишет об этом так: «Г-сподь Б-г не забыл об опасностях, которым добровольно подверг себя Петроний в угоду иудеям и во славу Б-жию, но дал ему удовлетворение тем, что в гневе Своем низверг Гая за его дерзкую попытку объявить себя божеством» (см.: «Иудейские древности», книга 18, глава 8).

 Убийство Калигулы произошло 24 января 41 года. По-видимому, к 22 швата известие о смерти римского императора дошло до евреев Эрец-Исраэль, и это означало окончательное спасение Храма от ужасного осквернения.

После этих событий Второй храм просуществовал еще около тридцати лет. Но и после разрушения Храма дух самопожертвования и готовность отдать жизнь за свою веру и законы Торы не покидали еврейский народ и дали ему силы, которые позволили пережить все преследования и погромы и продолжать существование в условиях изгнания.

(Опубликовано в №238, февраль 2012)

Ицхак Стрешинский