Густав родился в 1926 году в Нюрнберге в еврейской семье выходцев из Польши, а в 1939-м вместе со своим братом Максом оказался в Британии в числе почти 10 000 еврейских детей-беженцев из охваченной Холокостом континентальной Европы. Об этой операции-эвакуации, названной Kindertransport, написаны книги и сняты фильмы, и благодаря ей в живых остались будущий Нобелевский лауреат по физике Арно Пензиас, Нобелевский лауреат по химии Вальтер Кон, глава Британского института кино режиссер Карел Рейш, выдающийся израильский скульптор Фрэнк Майслер и многие другие знаковые фигуры XX века. Большинство из этих детей, спасенных из Германии, Австрии, Чехословакии и Польши, были единственными выжившими из своих семей. Родителей Густава Мецгера, его дедушек и бабушек и других родственников также поглотил Холокост.

В британском Лидсе он сначала подростком посещал курсы по изготовлению мебели, потом работал на фабрике и вскоре проникся идеями Маркса, Ленина и Троцкого. А заодно – стал вегетарианцем. В 1944 году Густав переехал в троцкистско-анархистскую коммуну в Бристоле, где познакомился с радикальными идеями психоаналитика Вильгельма Райха. Именно тогда он решил стать скульптором. И вместе с братом пошел изучать искусство сначала в Кембридж. И сходу стал очевиден его талант: уже в 1948-м Густав получает грант от британской еврейской общины на учебу в Королевской академии изящных искусств в Антверпене.

К концу 1950-х годов Густав становится убежденным противником капитализма и «общества потребления», активным участником Движения за ядерное разоружение, а также членом антивоенного «Комитета ста», одним из лидеров которого был выдающийся философ Бертран Рассел. В 1959-м Густав Мецгер публикует манифест, определивший созданное им направление Auto-Destructive Art как «отчаянное политическое оружие и последнее средство в борьбе с капиталистической системой, арт-дилерами и коллекционерами, манипулирующими к своей выгоде современным искусством».

Искусство саморазрушения и ненасильственный протест в его понимании были связаны с отказом от любой власти как таковой. Истоки этой концепции, по признанию самого Мецгера, зародились у него еще в детстве, проведенном в нацистской Германии, когда, будучи ребенком, он впервые увидел «нацистский марш, людей, похожих на машины, и власть нацистского государства».

В своих инсталляциях Мецгер использовал нетрадиционные материалы, включая деревья, химикаты, жидкие кристаллы, автомобили и отходы. В 1960 году на первой демонстрации автодеструктивного искусства в качестве одно из объектов инсталляции Мецгер использовал мешок с мусором. Известен казус, когда в 2014-м реплика этой инсталляции демонстрировалась в знаменитой британской галерее Tate и уборщица выбросила «пакет с мусором», уничтожив таким образом произведение искусства.

Можно представить, как шокировала публику та первая инсталляция Мецгера. Но уже год спустя, в 1961-м, он вывесил на берегу Темзы белое, черное и красное полотнища на металлическом каркасе, а затем, надев противогаз, распылил на них кислоту. Нейлоновая ткань истлела на глазах у зрителей – так художник продемонстрировал живопись действия, которая искажается и разрушает себя.

Вскоре у Густава появились последователи, в том числе и далекие от арт-среды. Одним из его учеников, например, стал гитарист легендарной группы The Who Пит Таунсенд, признавшийся, что разбивать гитары на сцене его вдохновили идеи Мецгера. А в 1966-м художник организовал в Лондоне международный симпозиум по автодеструктивному искусству, среди участников которого были Джон Леннон и Йоко Оно.

Творческая активность сочеталась в Мецгере с социальной ангажированностью – он являл собой архетип гуманиста-анархиста, наложенный на детский опыт столкновения с тоталитарностью. Когда Мецгера арестовали в Лондоне после одной из акций гражданского неповиновения, художник в суде отказался обещать, что впредь не будет нарушать закон. «Я приехал в эту страну из Германии в возрасте 12 лет, и я благодарен правительству, что меня здесь приняли, – заявил он судье. – Мои родители исчезли в 1943 году, и я мог разделить их судьбу. Но сейчас мы все можем быть полностью уничтожены в любой момент ядерной войной. И у меня нет иного выбора, кроме как утвердить право на жизнь, используя принцип ненасилия».

Угроза уничтожения и апокалиптические пророчества определили художественный подход Мецгера на десятилетия вперед – травма стала предметом его творчества. А на склоне лет он работал над серией «Исторические фотографии», посвященной трагедиям и катастрофам XX века. Одна из самых известных его работ: To Crawl Into – Anschluss, Vienna, March 1938. Можно перевести как «Вползи туда». Это напольная инсталляция, состоящая из покрытой желтым пледом знаменитой фотографии, на которой венские евреи под присмотром нацистов руками чистят тротуар. Зрителям предлагалось проползти под пледом на четвереньках, «как евреи», чтобы пережить травматический опыт жертв.

Как и большинство антиглобалистов и левых активистов, Мецгер был озабочен проблемами экологии, полагая, что люди искусства играют особую роль в противостоянии вымиранию. Более того, в надругательстве над окружающей средой он видел особую угрозу самим художникам, для которых природа всегда служила источником вдохновения. Примечательна его композиция Flailing Tree, состоящая из 15 опрокинутых деревьев, встроенных в блок из бетона, символизирующий мир, перевернутый глобальным потеплением с ног на голову.

Мецгер был невероятно востребован крупными музеями и галереями. Впрочем, для общения с ним ведущим фигурам мирового арт-рынка приходилось всегда приезжать: у художника не было телефона, даже домашнего, не говоря уже о мобильном. Он также не пользовался компьютером и не смотрел телевизор. «Мир становится быстрее и активнее, и чем очевиднее этот процесс, тем с большей осознанностью надо сбавить обороты и выработать альтернативные способы решения проблем реальности, – говорил он в 2008 году. – Технологии кажутся неуправляемыми, и нам нужно дистанцироваться от этого стремления к уничтожению».

Кому-то этот страх перед цивилизацией может показаться навязчивым и параноидальным, но он был неизбежен для маленького еврейского беженца из Нюрнберга, который своим саморазрушающимся искусством напоминал нам о зыбкости нашего мира.

Михаил Гольд