29 ноября 1947 года Генассамблея ООН приняла резолюцию о разделе Палестины на еврейскую и арабскую части, и вслед за этим на плечи отцов-основателей Израиля, помимо колоссальной ответственности за осуществление грёз десятков поколений еврейского народа и множества неотложных вопросов, связанных в том числе и с подготовкой к Войне за независимость, легла и другая задача: выбрать место для расположения правительственного комплекса – по сути, столицы будущего государства. Иерусалим – священный и важнейший для еврейского народа город, находился далеко за пределами трёх анклавов, которые по плану ООН и должны были стать еврейским государством. Вопрос о месте будущей дислокации правительства начал обсуждаться руководством Еврейского агентства «Сохнут» уже в декабре 47-го.

За исключением узкой полоски вдоль Средиземного моря и ещё одной полосы в Западной Галилее, более двух третей территории, «щедро» отведённой ООН для еврейского государства, составляла пустыня Негев, в то время практически не пригодная ни для жизни, ни для ведения сельского хозяйства. Но Давиду Бен-Гуриону, возглавлявшего тогда «Сохнут», было совершенно ясно, что без интенсивного развития Негева будущая страна просто не выживет. Поэтому он, убеждённый сторонник освоения пустыни, предлагал выбрать в качестве места для будущей столицы район в самой глубине Негева, неподалёку от руин древнего города Мамшита, основанного на рубеже эр таинственными пустынными племенами набатеев и разрушенного в седьмом веке арабскими завоевателями.

Бен-Гурион понимал, что строительство столицы в пустыне Негев неизбежно приведёт к возникновению там необходимой и современной инфраструктуры. Кроме того, Мамшит был наиболее удаленным местом от всех враждебных границ – и это соображение накануне Войны за независимость выглядело едва ли не самым важным. Ведь тогда еще никто не знал, что новорождённое государство сумеет не только разгромить армии соседних арабских стран, но и значительно расширить свою территорию, превратив не связанные между собой и нежизнеспособные анклавы в реальную страну.

Вот только осуществить строительство столицы в пустыне было в то время почти невыполнимой задачей – понимал это и Бен-Гурион. По воспоминаниям Зеева Шарфа, первого секретаря правительства, «Бен-Гурин сопроводил своё предложение глубоким вздохом, ясно осознавая, что воплотить подобную идею в сложившейся ситуации невозможно». К слову, семь лет спустя, в 1955 году, Бен-Гурион всё же отчасти осуществил свой план, инициировав рядом с древним Мамшитом строительство города Димона.

Голда Меир, возглавлявшая в 1947-м вместе с Моше Шаретом политический отдел «Сохнута» – своеобразное «министерство иностранных дел», предложила сделать столицей Хайфу. Давно существующий, крупный и хорошо развитый портовый город, живописно расположенный на склонах горы Кармель на морском берегу, также был относительно удален от границ и предполагаемого района военных действий, поэтому предложение выглядело естественным и логичным. Тем более что, по мнению Голды Меир, гористый ландшафт Хайфы в некотором смысле напоминал Иерусалим. Однако вскоре и это предложение ушло с повестки дня – выяснилось, что покидающие Святую землю британские военные до последнего момента будут оставаться в Хайфе, которая станет для них «вратами исхода», и такое количество британцев в еврейской столице может быть для нее небезопасно.

Все эти обсуждения, конечно же, были секретными, но в крошечном Ишуве, как, впрочем, и в современном Израиле, что знают трое – знают все. Уже две недели спустя, к середине декабря, факт поиска места для будущей столицы просочился в прессу. И через несколько дней сразу два местных совета выдвинули свои посёлки в кандидаты на эту почётную позицию.

Зихрон-Яаков, расположенный к югу от Хайфы, на отрогах Кармельского кряжа, был одним из самых первых новых еврейских поселений в Эрец-Исраэль. Построенный в 1882-м на деньги барона Ротшильда, поселок был назван в память о его отце, а жителями Зихрон-Яакова были преимущественно фермеры – люди традиционных взглядов и консервативные по складу характера. Они выдвинули пять простых доводов – по-крестьянски незамысловатых, но очень даже прагматичных.

Во-первых, Зихрон-Яаков находился почти в самом центре одного из еврейских анклавов, расположенного на побережье Средиземного моря между Хайфой и Гедерой, где в тот момент и было сосредоточено практически всё еврейское население страны. Во-вторых, прибрежная низменность и окрестности озера Киннерет в Галилее изобиловали тогда многочисленными болотами, кишащими малярийными комарами, что серьёзно осложняло и без того тяжёлый быт первопроходцев, а «вокруг Зихрон-Яакова воздух свеж и здоров», как значилось в заявке поселения. В-третьих, Зихрон-Яаков находится неподалёку от Кесарии, где в тот момент предполагали построить важный морской порт – к слову, эта идея так и не была воплощена, а новый порт в начале 60-х годов был построен в Ашдоде. В-четвёртых, в Зихрон-Яакове было достаточно места для строительства комплекса и правительственных, и парламентских зданий, и размещения любых министерств. И, наконец, в-пятых, поскольку посёлок стоит на холмах, там было бы удобно расположить радиостанцию – главный канал коммуникации того времени.

В отличие от предложения жителей Зихрон-Яакова, обращение населения Герцлии было куда более развёрнутым и, надо сказать, весьма пафосным. Составителем его был глава местного совета Бен-Цион Михаэли – уроженец польского городка Коло, опытный партаппаратчик и бюрократ. Свой меморандум он грамотно направил прямо в Национальный комитет Еврейского агентства – по сути, прообраз кабинета правительства. «Со всей осторожностью, скромностью, трепетным уважением и осознанием важности, но при этом со всей серьёзностью и пониманием значения, – начинал свое послание Михаэли, – я обращаюсь от имени местного совета Герцлии и с согласия её жителей, предлагая расположить у нас наше будущее центральное правительство, избрав Герцлию столицей еврейского государства».

Однако, чтобы его никто не обвинил в неуважении к Иерусалиму, он написал: «Моя надежда, равно как и надежды всего народа Израиля, что Иерусалим всегда пребудет нашей вечной столицей, к которой мы продолжим возносить наши чаяния. Никакое другое место не сможет унаследовать положение, которое занимает Иерусалим. Говорю же я о Герцлии лишь для того, чтобы предложить её в качестве временной столицы, однозначно временной, до тех времён, пока мы не освободим Иерусалим и не сделаем его столицей всей Страны Израиля, как это и было в прошлом».

После чего Михаэли перечислил свои пять аргументов в пользу Герцлии. Первое – это название. «Наш посёлок единственный в стране, увековечивающий имя Герцля – вдохновителя и творца идеи основания еврейского государства. И потому будет правильно, чтобы столица нашей страны называлась бы в честь Герцля и увековечила бы великое имя этого человека, посвятившего всю свою жизнь освобождению своего народа». Второй аргумент – Герцлия находится в тихом месте, заселенном в основном евреями, а значит, «не во враждебном окружении». Это, к слову, было некоторой натяжкой – ведь как раз район Герцлии вплоть до Шестидневной войны был самым «узким местом», где от Средиземного моря до границы с Иорданским королевством, захватившим Самарию, было всего около 10 километров.

Михаэли также отмечал вместительность Герцлии и ее расположение близко к Тель-Авиву – «всего двадцать минут на такси». И наконец – ее «прогрессивность», которая во многом сохранилась и до наших дней. «Герцлия – посёлок прогрессивный, всё множество общественных течений мирно уживается в ней, и жизнь столицы не будет нарушаться из-за столкновений различных общественных организаций», – писал Михаэли и завершал свой меморандум, с гордостью сообщая, что годовой бюджет поселка составляет аж целых 80 тысяч лир (британских фунтов стерлингов).

Этот документ попал прямо к Бен-Гуриону, который спустя неделю осторожно написал в ответ: «Внимательно ознакомился с вашим меморандумом. Сейчас у нас пока нет соответствующего института, который должен принять решение по поднятому вами вопросу. Когда он будет создан, ваш меморандум будет обсуждён и решение принято».

Когда же «Комитет по текущему положению», созданный «Сохнутом» в преддверии провозглашения еврейского государства, детально рассмотрел вопрос, помимо перечисленных выше мест, были приняты во внимание ещё два бывших британских военных лагеря, обладавших уже готовой инфраструктурой: один – к югу от Нетании, второй – на месте бывшей немецкой колонии Сарона, возле Тель-Авива.

Близость к Тель-Авиву в итоге победила. Вскоре в Сароне были возведены первые правительственные здания. Это хорошо известная теперь Кирья, где сейчас расположены учреждения Генштаба и министерства обороны. Однако правительство пробыло там совсем недолго. В ходе Войны за Независимость еврейскому государству удалось освободить западную часть Иерусалима и уже в конце 1949 года под мощным давлением Бен-Гуриона столица была перенесена в Иерусалим. Мир был в бешенстве. Да и в самом Израиле было немало тех, кто считал, что «время ещё не пришло». Но Бен-Гурион настоял на своём, а спустя 19 лет в ходе Шестидневной войны Израиль получил контроль и над восточной частью города, объединив вечную столицу еврейского народа и государства.