В основе праздника лежит отрывок из 37-й суры Корана, пересказывающей известный нам всем библейский рассказ, как праотец Авраам, именуемый в священной мусульманской книге Ибрагимом, получил повеление от Всевышнего принести сына в жертву. Пожалуй, наиболее яркое отличие версии Корана от канонической библейской заключается в том, что отец честно рассказывает своему сыну, что от него требует Творец: «Сынок мой, вижу я во сне, что закалываю тебя в жертву. Что думаешь ты об этом». На что сын отвечает: «Отец мой, делай, что тебе приказано. Ты найдешь меня, если пожелает того Аллах, терпеливым».

В библейском тексте разговор о предстоящем между сыном и отцом шел лишь намеками. К слову, это привычное стилистическое различие: читая знакомый нам по Танаху сюжет в Коране, зачастую можно обнаружить, что последний склонен прямо выражать словами то, что в еврейском Писании идет лишь намеком. Мусульмане считают, что таким образом Ибрагим проявил свое уважение к сыну. Вероятно, евреям ближе более тонкое, а не словесное выражение чувств и мыслей.

Продолжение сюжета не различается в Торе и в Коране. Как и в нашей традиции, Б-г в последнюю минуту отвергает человеческое жертвоприношение, заменив его «великой жертвой». Под ней, опять же в согласии с Торой, мусульманская традиция понимает принесенного в жертву барана, в память о котором и режут на просторах всего мира тысячи баранов и овец в Курбан-байрам. 

Впрочем, назвав по имени Ибрагима, текст Корана вовсе не указывает имени его сына. А поскольку сыновей у праотца Авраама было двое, то этот рассказ Корана допускает двоякое понимание. И хоть один из классических комментариев на Коран – ат-Табари, а также многие шиитские богословы понимают, что речь идет именно об Ицхаке, большинство исламских религиозных философов, начиная со Средних веков, и уж тем более широкие исламские массы, убеждены в обратном: непринесенной жертвой был именно Ишмаэль.

Так ли важно, в конце концов, кто это был – Ицхак или Ишмаэль? Это же вроде не отменяет переживаний и заслуг основного действующего лица драмы – Авраама. Драмы столкновения между отцовской любовью и верой в Б-га, драмы, навсегда закрывшей занавес за возможностью человеческих жертвоприношений.

Однако для нас, евреев, очень важно, что это был именно Ицхак. Всего через неделю придет праздник Рош а-Шана, и это мы будем вспоминать эту драму на горе Мория, называемой теперь Храмовой в честь стоявшего там Святилища. И это мы будем внимать гласу шофара – бараньего рога, который призван напомнить нам от том самом баране, принесенном отцом в жертву вместо сына. И мы будем взывать к милосердию Всевышнего в память о заслугах Авраама и Ицхака. И, конечно, ни у одного еврея не закрадется в сердце сомнение в том, какой именно сын шел за отцом в гору, неся вязанку дров.

Евреев мало тревожит тот факт, что большинство мусульман в мире рассказывают эту историю по-своему. Беспокоить может только одно: средневековые толкователи Корана, решившие заменить Ицхака Ишмаэлем, сделали это все-таки не чисто ради экзегезы и герменевтики. За этим толкованием стояло представление, что именно мусульмане – истинные наследники праотца Авраама, а не какие-то там евреи.

Схожие идеи теологического замещения веками омрачали отношения евреев с христианской церковью. Лишь в последние десятилетия протестантское и католическое богословие пришло к альтернативной идее «двойного завета», согласно которой с возникновением христианства никуда не девается особый договор между Всевышним и еврейским народом. Теоретически мусульманское богословие всегда признавало, что евреи и христиане имеют свои легитимные отношения с Б-гом. Практически – бывало и бывает по-всякому. Удостоимся ли мы жить в мире «множественного завета», в котором каждый народ будет строить свой диалог с Творцом, уважая чужой разговор? Взойдут ли Ицхак вместе с Ишмаэлем и Эйсавом в один Храм?