Михаил Жванецкий, Москва

Всё, кончилось золотое время, в стране всё за деньги. В платных туалетах посетители, у которых запор, требуют вернуть деньги обратно, и суды их поддерживают. По любому вопросу можно обратиться в суд и получить оправдательный приговор. Главная задача суда - не связываться, главная задача церкви - не ввязываться. Суд, церковь и народ полностью отделились от государства, учителя отделились от учеников, милиция отделилась от воров, врачи отделились от больных, всё, спросить не у кого.

На экране непрерывно стреляют, любят друг друга в крови, в грязи, и поют там же. Песни по смыслу приближаются к наскальной живописи. Секс полностью отделился от любви, на свадьбах под крик "Горько" уже не целуются, а идут дальше. Любимые называются партнёрами, объятия называются позой, поцелуй называется началом игры, женихи и невесты исчезли как класс, среди венерических болезней самая редкая - беременность.

Остальное нормально. Москва сверкает, Одесса хорошеет, Омск впервые узнал, что такое автомобильные пробки. В правительстве вяло идут дебаты когда давать пенсию - с 60 или с 65 (это при средней продолжительности жизни в 57). Во время эпидемии гриппа особым шиком считается подговорить гриппозного поцеловать начальника.

Радиации у нас никто не боится - считается, что умереть от неё мы просто не успеем.

В магазинах всё есть, только кому это всё есть? Начиная с 17-го года, едят только "новые русские".

Песен в стране стало в сто раз больше, зато стихов в песнях - в сто раз меньше.

Приятное новшество - пение под фонограмму: любимый певец прилетает на гастроли, но голос с собой не берёт.

То, ради чего собрались, не происходит, хотя и рот открывает, и на нас кричит, мол, не вижу ваши руки, не слышу аплодисментов, "браво" не слышу... "Вяло! - кричит он на нас, - вялые вы!".

Это мы-то в зале вялые? "Не слышу вас!" - кричит. Это нас он не слышит, как будто мы поём. Но в конце концов он добивается нашего звучания, так что фактически это мы выступаем под его фонограмму.

Все газеты пишут о том, как вести себя в постели, как будто мы из неё не вылезаем, хотя прохожие на улицах есть.

Все советы как спать-переспать, и никаких советов как жить.

В результате: как ограбить банк - знает каждый россиянин, как сохранить там деньги - не знает никто.

Так как наше производство не работает, одеты мы прилично.

Женщины наоборот - раздеты ярко и броско, делают для этого всё, потом за это подают в суд.

Президент для всех загадка. Раньше была загадочная страна, потом загадочный народ, теперь загадочный президент...

Умом никого из них не понять. Тут надо чем-то другим думать, чем - мы ещё не подобрали.

 Сегодняшнюю жизнь понять нельзя. Литературы нет, учебников нет.

Рассказать об этой жизни, как об этой новой водке: когда она даёт в голову - перестаёшь соображать.

В Москве пришли в новый ресторан, стали ждать официанта, он пришёл и принёс счёт. То есть так по-новому никогда не жили. Когда меня спрашивают: "Ты как по-английски?" - "Читаю свободно, но не понимаю ни хрена".

Что хорошо в России - все живут недолго, сволочи в том числе, поэтому весь вопрос в терпении. И всё же взамен мрачных и одинаковых появились несчастные и счастливые. И весь этот кипяток со всеми его бедами и загадками всё-таки больше похож на жизнь, чем та зона, где тюрьма, мясокомбинат, кондитерская фабрика и обком партии выглядели одинаково...